В 1863 году Константин Николаевич Леонтьев поступил на службу в Министерство иностранных дел.
25 октября 1863 года он назначен драгоманом русского консульства в Кандии – город в Греции, административный центр Крита. С жизнью на Крите связаны восточные рассказы Леонтьева («Очерки Крита», повесть «Хризо», «Хамид и Маноли»).
В 1864 году произошел дипломатический инцидент: Леонтьев поссорился с французским консулом Дерше, который свысока и оскорбительно отнесся к нему, как представителю России. Возмущенный К.Н. в канцелярии французского консульства хлыстом нанёс удар Дерше. Последний был неправ в этой истории, но наш посол, хотя ему и понравился поступок Леонтьева, вынужден был отозвать его с Крита.
В августе 1864 года К.Н.Леонтьев был назначен исполняющим обязанности консула в Адрианополе, где прослужил два с лишним года. Адрианополь не очень ему нравился, Леонтьеву неприятно было тамошнее буржуазное общество. Кроме того, он страдал от недостатка денег, запутался в долгах, ему не хватало жалованья – при барских его привычках, и он находил, что должность секретаря не соответствует его возрасту. В Адрианополе Леонтьева приглашали на местные празднества, и он танцевал под турецкую музыку с хорошенькими девушками предместий. (Бердяев, 55)
«Поэзия Адрианополя в простом народе, в турецких кварталах, в мечтах, в кладбищах мусульманских, в банях, в хорошеньких девочках предместий…) (Письма, 59).
«Сегодня я в предместии Кынк танцевал под турецкую музыку с гречанками, несмотря на фанатизм кынских мусульман… Завтра доканчиваю почту и танцую еще в другом предместье с недурными девицами… Во время танцев в предместиях я похож на уездного льва, пред которым жеманятся плохие барышни… Но что же делать? Такая тоска! Все бы это и службу самую отдал бы за возможность писать…» (Письма, 51).
В 1867 году Константина. Николаевича назначили вице-консулом в Тульчу. Жизнь в Тульче была для него более обеспеченной и приятной. «Я желаю одно, – пишет он К.А. Губастову, – свить навек моё гнездо в Тульче... Здесь есть и движение, и покой, и Восток, и Запад, и Север, и Юг». Русский посол в Константинополе граф Игнатьев одобрял Константина. Николаевича.
В Тульчу из Петербурга к Леонтьеву приехала жена Елизавета Павловна.
Во время жизни в Тульче начались первые признаки умопомешательства жены Константина Николаевича, по-видимому, от ревности, на почве измен мужа. И эта болезнь жены была тяжелым испытанием всей дальнейшей жизни К. Н.
«Вот уже три месяца муза моя умолкла. Приезд Лизы, мелкие заботы, к тому же она больна серьезно, и если корень зла не уничтожится, то болезнь может перейти в помешательство. Можете судить, легко ли мне в это время. Но я покоен, потому что убежден в возможности излечения. Здесь приписывают ее болезнь ревности, но это неправда – она приехала из Петербурга уже больная. Много поумнела, но и подурнела. Не думайте, что моя личная жизнь была бесцветна. К сожалению, она очень бурна.» (Письма, 61).
В 1868 году была опубликована статья «Грамотность и народность», получившая одобрение посла Н.П. Игнатьева, известного славянофила. В это же время Леонтьев много работает над обширной серией романов «Река времен», которая охватывала русскую жизнь с 1811 по 1862 годы. Большая часть рукописей была позднее уничтожена им.
В 1868 году Леонтьев был назначен консулом в албанский город Янину. Признаки назревающего душевного переворота начинаются уже в 1869 году. Он пишет Губастову: «А главное – тоска такая на сердце, которую я ещё в жизни не испытывал. Это какая-то новая тоска, спокойная. Не думайте даже, чтобы Янина была в этом главною виною. Главною виною моя внутренняя жизнь. Я с ужасом вижу, что впервые в жизни начинаю ничего не желать, кроме вещественных удобств. Они меня радуют только сознанием, что без них было бы еще хуже, как без руки или ноги. Но может ли радовать то, что у меня есть нога и рука? Вы скажете, пройдет! Дай Бог, дай Бог!» (Письма, 65).
Климат Янины отрицательно сказался на его здоровье, Там он заболел лихорадкой, так что он был переведен консулом в Салоники.
В это время Леонтьева, сделавшего блестящую дипломатическую карьеру, готовили к должности генерального консула в Богемии.
«В этот восточный, консульский, период жизни языческий культ любви и сладострастия достигает у К.Н. Леонтьева высшего своего напряжения. На Востоке было у него большое количество серьезных увлечений и любовных похождений. Эротическая фантазия его была безудержна и беспредельна. Жену свою он по-своему любил, но изменял ей на каждом шагу. Туземки Ближнего Востока были для него большим соблазном». (Бердяев, 55).
Восточные впечатления Леонтьева, его увлеченность экзотикой и древней красотой христианской и мусульманской культуры отразились в большинстве повестей и рассказов, позднее составивших сборник «Из жизни христиан в Турции» (Т. 1-3, 1876). Здесь подробно переданы, иногда в ущерб динамике повествования, народные нравы и обычаи. Чистая, здоровая, мужественная народная жизнь, в которой «страдания и лишения не обезображивают человека» (Собр. соч. – Т. 2. – С. 22), противопоставлена «зловонной жизни больших городов европейской цивилизации». Леонтьев считает, что «европейская цивилизация сбывает все живописное в музеи и на страницы книг, а в самую жизнь вносит везде прозу, телесное безобразие, однообразие и смерть» (Там же. – Т. 3. – С. 309). Восточные повести и рассказы Леонтьева получили высокую оценку И.С. Аксакова.
Жизнь К. Леонтьева на Востоке дала огромные импульсы для его творчества. Можно сказать, что самые значительные произведения его написаны под влиянием переживаний и мыслей, рожденных на Востоке. Восток окончательно сформировал его духовную личность, страшно обострил его политическую, философскую и религиозную мысль, возбудил его художественное творчество, которое посвящено, главным образом, жизни христиан в Турции. (Бердяев, 58)
«У меня есть драгоценные данные, почерпнутые из восточной жизни, которая (т. е. жизнь на Востоке) вообще уясняет во многом поразительно взгляд и на Россию…» (Письма, 65)
В июле 1871 года Леонтьев заболел болезнью, которую принял за холеру. На него напал отчаянный страх смерти. Он лежал на постели и смотрел на образ Божьей Матери (который появился у него, неверующего с 1851 г., накануне случайно – оставленный то ли русскими купцами, то ли афонским монахом, Л. даже не запомнил этого точно). В. В. Розанову позже рассказывал: «Я думал в ту минуту даже не о спасении души… я, обыкновенно, вовсе не боязливый, пришел в ужас просто от мысли о телесной смерти и, будучи уже заранее подготовлен… целым рядом других психологических превращений, симпатий и отвращений, я вдруг, в одну минуту, поверил в существование и могущество… Божией Матери, поверил так ощутительно и твердо, как если бы видел перед собою живую, знакомую, действительную женщину, очень добрую и очень могущественную, и воскликнул: Матерь Божия! Рано! Рано умирать мне!.. Я еще ничего не сделал достойного моих способностей и вел в высшей степени развратную, утонченно грешную жизнь! Подними меня с этого одра смерти. Я поеду на Афон, поклонюсь старцам, чтобы они обратили меня в простого и настоящего православного, верующего в среду и пятницу и в чудеса, и даже постригусь в монахи…».
Через два часа ему стало лучше, а через три дня он уже был в Афонском монастыре. Он просит настоятеля Русского Пантелеимоновского монастыря о. Иеронима постричь его в монахи, но просьба его, разумеется, отклонена. Однако Леонтьеву дозволено как «простому поклоннику» пожить некоторое время на Афоне. Там он проводит год, затем переезжает в Константинополь. Началась новая «переоценка ценностей»: Л. отрекся от некоторых прежних, «в высшей степени безнравственных» сочинений, сжег рукописи цикла романов «Река времен», отказался от дальнейшей службы (т.е. и от материальной обеспеченности) по религиозным мотивам. Сразу после того, как болезнь отступила, он отправился верхом через горы на Афон, где он намеревался исполнить своё обещание и стать монахом, но афонские старцы отговорили его от такого шага.
В 1872–1874 годы К.Н. Леонтьев жил в Константинополе и на острове Халки; в тот период раскрыл себя как публицист («Панславизм и греки», «Панславизм на Афоне»). К этому же времени относится его работа «Византизм и славянство», а также роман «Одиссей Полихрониадес».
«А я тружусь; теперь мне надобно спешить: других средств к жизни нет теперь, кроме пера! Может быть, это принуждение и к лучшему: заставит по нужде больше сделать. Я нанял себе целый отдельный домик, очень чистый и какой-то провинциально наивный… он высоко на горе, почти совсем особо, и я доволен им… Я надеюсь на милость и покровительство Божией Матери, которая жребием указала мне два раза путь в Константинополь, и до сих пор, по крайней мере сравнительно с прежним, мне надо радоваться. В Салониках я был лишен вовсе и здоровья, и литературной деятельности, и друзей, и религиозной обстановки. Здесь как-то страшно иногда за хлеб насущный, но все-таки я имею это все!» (Е.А. Ону, март 1873 г., о. Халки // Избранные письма, 1854-1891 / Леонтьев К. СПб., 1993. С.89.)