Кудиново

Константин Николаевич Леонтьев родился 13 января 1831 года в сельце Кудинове, Мещовского уезда, Калужской губернии. Крестили Константина Николаевича в селе Щелканово. Так в метрической книге церкви Рождества Христова, что в с. Щелканове Мещовского у-да Калужской губ., сохранилась уникальная запись, подтверждающая факт рождения 13 января 1831 г. «с-ца Кудинова у помещика Николая Борисовича Леонтьева... сына Константина». А на следующий день, 14 января, священник Василий Георгиев в вышеназванной церкви совершил таинство крещения: «Воспреемниками онаго же господина сын Александр Николаев и дочь его же Анна Николаева» ( ГАКО. Ф.271, оп. З, д.105, л.935.).
Детство Константина Николаевича Леонтьева, прошло в обстановке замкнутого усадебного быта. О детских годах, беззаботно проведенных в родительском доме, скрывавшемся в тени старинных лип, где воздух по весне струился от густого аромата цветущих яблонь, он не раз вспоминал в беседах с друзьями и мемуарах с нежной грустью. Эти воспоминания и письма, пожалуй, единственные источники, позволяющие восстановить по описанию внутреннее убранство и внешний вид усадьбы, дома.
«В нашем милом Кудинове, в нашем просторном и веселом доме, которого теперь нет и следов, была комната окнами на запад, в тихий, густой и обширный сад. Везде у нас было щеголевато и чисто, но эта казалась мне лучше всех; в ней было нечто таинственное и малодоступное и для прислуги, и для посторонних, и даже для всей семьи. Это был кабинет моей матери... Мать любила уединение, тишину, чтение и строгий порядок в распределении времени и занятий. Когда я был ребёнком, когда еще "мне были новы все впечатленья бытия"... я находил этот кабинет прелестным... У матери моей было сильное воображение и очень тонкий вкус». «Летом были почти всюду цветы в вазах, сирень, розы, ландыши, дикий жасмин; зимою всегда пахло хорошими духами. Был у нас, я помню, особый графинчик, граненый и красивый, наполненный духами, с какой-то машинкой, которой устройство я не понимал тогда, не объясню и теперь... Была какая-то проволока витая, и был фитилек, и что-то зажигалось; проволока накаливалась докрасна, и комната наполнялась благоуханием легким и тонким, постоянно, ровно и надолго... Воспоминания об этом очаровательном материнском "Эрмитаже" до того связаны в сердце моем и с самыми первыми религиозными впечатлениями детства, и с ранним сознанием красот окружающей природы, и с драгоценным образом красивой, всегда щеголеватой и благородной матери, которой я так неоплатно был обязан всем (уроками патриотизма и монархического чувства, примерами строгого порядка, постоянного труда и утонченного вкуса в ежедневной жизни)».
Первоначальным образованием Константина Николаевича и подготовкой его к среднему учебному заведению занималась Феодосия Петровна. В 1841 году он был определен в Смоленскую гимназию.
В 1844 году Леонтьев был принят приходящим учеником в третий класс Калужской гимназии, полный курс семи классов которой окончил в 1849 г., с правом поступления в университет без экзамена. Жил он за это время в Калуге на собственной квартире со своей горбатой тетушкой. На зиму приезжала из деревни в Калугу и мать.
Писатель не только провел в Кудинове почти безвыездно первые 10 лет; сюда он ненадолго возвращался в августе 1857 г., в 1861 г. и, наконец, поселился здесь после возвращения из Турции в 1874 г. и жил до 1880 г.
Куда бы ни забрасывала его судьба, он всегда возвращался в родное Кудиново, на долгие годы ставшее его «целителем» и «убежищем».
Несмотря на поэтическую прелесть усадьбы, жизнь в ней вовсе не была безмятежной. Семья Леонтьевых страдала от хронического безденежья, вину за которое Константин Николаевич возлагал на «неумного и несерьезного отца».
В феврале 1871 г., 79 лет от роду, умирает мать Константина Николаевича Согласно духовному завещанию Ф.П. Леонтьевой, утвержденному С.-Петербурским Окружным Судом 22 января 1874 г., имение наследовали Константин Николаевич и его племянница Мария Владимировна.
В права наследника Константин Николаевич Леонтьев смог вступить только в 1874 г., после возвращения с о. Халки. Радость возвращения была омрачена, помимо вечной проблемы недостатка в средствах, «хлопотами по банкам, нотариусам, мировым судьям, расчетами с братьями...».
В начале июня 1874 года Константин Николаевич возвращается в Кудиново и находит его, после 12-летнего отсутствия, в большом запустении. Вид опустошенного родного гнезда и многих близких могил подействовал удручающе на Константина Николаевича. Около месяца провел он в Кудинове, а в августе съездил в Оптину пустынь, которая находилась верстах в 60-ти от этого имения. Здесь он впервые познакомился со старцем о. Амвросием, который имел определяющее влияние на его дальнейшую духовную жизнь, и с о. Климентом Зедергольмом, с которым сблизился и о котором написал книгу. Мать Константина Николаевича вспоминает, что, когда его маленьким привезли в Оптину Пустынь, ему там так понравилось, что он сказал: «Вы меня больше сюда не возите, а то я непременно тут останусь». В этом было какое-то детское предчувствие своей судьбы. (Бердяев, 99).
В мае 1875 г. Константин Николаевич снова приезжает в Кудиново из Николо-Угрешского монастыря. «… Успенским постом я буду говеть в Оптиной Пустыни и опять, причастившись, вернусь в Кудиново, где, вероятно, и пробуду с Божьей помощью до глубокой осени. Что я буду делать позднее – это как Богу угодно. Мне бы хотелось навсегда устроиться так – зиму в Оптиной Пустыни, лето у себя в деревне. Я приехал сюда из Угрешского монастыря в мае, чтобы пить кумыс… Я даже по вольности дворянства продолжаю носить монашеский подрясник, а для выездов, при которых вовсе нельзя себе это позволить, сшил себе черную поддевку чуть не до пят длиною, чтобы больше походить на инока, чем на европейского хама-буржуа. <…> Вы спросите, вероятно, как и почему я попал опять совсем в мир, в свое Кудиново, в общество женщин, которых теперь около меня множество, ибо к жене моей из Крыма приехали на время гостить мать и сестра? Причина я Вам скажу откровенно, какая. В Угреше я старался исполнять все, как мог, но не мог никак приучить себя к слишком уж грубой и простой будничной пище в общей трапезе, а покупать свое былое в январе и феврале вовсе не на что; я до того ослабел от голода и заболел Великим постом от какой-то нервной одышки, что сам архимандрит Угрешский благословил меня пожить на воле в деревне, а осенью вернуться, если хочу, в монастырь.» (Князю К.Д. Гагарину. 16 июля, 1875 г., Кудиново // Избранные письма, 1854-1891 / К. Леонтьев.– СПб., 1993.– С.115.)
В 1875 году Константин Николаевич Леонтьев посетил Мещевский монастырь. <…> «Я в этом монастыре на неделю, а, может быть, и больше, если деньги позволят. Приехал помолиться, попоститься, познакомиться с монахами и погрустить как-нибудь на новый манер <…> Это всего 35 верст от Кудинова. Монастырь бедный, скромный, малолюдный, но игумен в нем прекрасный, ученик знаменитой Козельско-Оптинской пустыни, в пол-версте от Мещевска; гостиница маленькая, новенькая, в русском простом вкусе – очаровательная!...» (Письма, 123. К.А. Губастову, 1 октября, 1875 г., Мещевский монастырь св. Георгия)
Начиная с 1877 г. все чаще звучат в письмах Константина Николаевича опасения, что Кудиново будет продано за бесценок с аукциона из-за долга. Но никакие унижения и лишения не могли заставить его отказаться от попыток спасти имение. Константин Николаевич Леонтьев активно занимается литературной деятельностью ради получения гонораров, использует влиятельных знакомых для получения места, в т.ч. при МИД.
Нельзя не вспомнить и еще об одном факте из кудиновской жизни Леонтьева в 1870-е гг. В это время рядом с ним была женщина, с которой его связывали чувства более крепкие, чем дружба. Это Людмила Осиповна Раевская – «Ласточка», как ласково называл ее Константин Николаевич. Она была родной сестрой Варвары Осиповны, жены Н.Я.Соловьева, дочерью помещика соседней деревни Карманово. Чтобы быть рядом с Константином Николаевичем, двадцатичетырехлетняя молодая девушка ушла от родителей и поселилась в Кудинове. Миловидная, оригинальная, необыкновенно твердая и решительная и к тому же прекрасная хозяйка, Людмила всячески угождала писателю и была готова пожертвовать ради него личным счастьем. И действительно, когда Леонтьев покинул Кудиново, она вскоре уехала в Шамординскую женскую обитель.
Писатель мечтал выкупить имение из банка ради племянницы Марии Владимировны и своей жены, «для которых хотелось бы что-нибудь сохранить». Наконец, он смиряется с необходимостью продажи родового владения, хотя и предпочитает употреблять другое выражение – «отречься от священных кудиновских воспоминаний», воспринимая происходящее как страдания во Христе. Из средств от продажи имения он рассчитывал уплатить банковские долги, построить домик около Оптиной пустыни и материально обеспечить своих близких.
Уже в марте 1879 г. Константин Николаевич Леонтьев не только решается предложить своему другу Н.Я.Соловьеву кудиновскую усадьбу, но и подумывает о продаже Кудинова ему же. Однако сделка не состоялась.
С декабря 1878 г. по май 1879 г. Константин Николаевич жил сначала в Козельске, где снимал квартиру, а потом вынужден был переехать в Оптину, «в тесноту и на эту ужасную скитскую пищу», чтобы расплатиться за квартиру (20, С.224). Отсюда в марте 1879 г. он писал Н.Я.Соловьеву: «У меня же просто ни гроша нет теперь... Не имею средств даже что-нибудь рыбное купить себе в Козельске, или заказать себе какие-нибудь постные пирожки» (26, л.77а).
В письме К.А.Губастову от 1 января 1883 г. мы читаем: «Я изнемог в борьбе с векселями – ...и Кудиново продал богатому мужику»- «юхновскому крестьянину Ивану Климову». Потерю имения Леонтьев переживал тяжело.
Константин Николаевич Леонтьеву не довелось стать помещиком-крепостником. Не хватило сил, чтобы поправить расстроившиеся дела в «родовом гнезде». Вот уж действительно: фатальная неспособность управлять событиями, влиять на их исход, несмотря на приложенные усилия. Имение было продано, но осталась память о пережитом и перечувствованном в нем, да и сам писатель был носителем нравов, духовных императивов его обитателей.
В феврале 1887 году Константин Николаевич Леонтьев выходит в отставку с последней - цензорской своей службы, благодаря стараниям сочувствовавших ему высокопоставленных правительственных чиновников, получает пенсию, на которую может кое-как жить. "С тех пор как я получил увольнение от службы, - пишет он Филиппову, - я впал в какой-то блаженный квиетизм и стал точно турок, который молится, курит и созерцает что-то". В том же году Константин Николаевич переезжает в Оптину Пустынь на покой.
Константин Николаевич Леонтьев снял у ограды монастыря двухэтажный дом, известный потом под названием "консульского дома". Со времени переселения в Оптину Пустынь начался более покойный и радостный период его жизни. Но ошибочно было думать, что жизнь К. Н. в Оптиной Пустыни сразу делается монашеской. Нет, он переносит туда всю свою обстановку, свои барские привычки, свои вкусы. Вот как описывает А. Александров жизнь Константина Николаевича в Пустыни: "Сначала он уехал в Оптину Пустынь один и поселился на первое время в скиту её; затем перебрался из него в небольшой двухэтажный дом-особняк с садом, расположенный сейчас же за монастырской оградой, который арендовал у монастыря до конца пребывания своего в Оптиной Пустыни. Сюда выписал он и супругу свою Елизавету Павловну, и молодых верных слуг своих Варю с Сашей, принанял повара не из дорогих и мальчика из соседней деревни, Петрушу, в помощь Варе, у которой пошли уже дети, и Саше, которому прибавилась работа в саду и по уходу за купленною недорого лошадкой для катанья и редких поездок к соседям-помещикам, и зажил здесь совершенно своеобразною, какою-то полумонашескою, полупомещичьей жизнью… <…>. И это было в то время, когда душа его принимала постриг. Барство было органически-неискоренимо присуще его природе, оно было его ноуменальным свойством. <…> К. Леонтьеву приходилось преодолевать такие противоречия, такие трудности, такие соблазны, каких большинство монахов не знает. Послушание его и пострижение его имеет больший удельный вес, чем послушание и пострижение многих более простых и естественно-цельных натур. К. Н. и на Афоне и в Оптиной Пустыни дозволял себе послабление и уклонение от требований Церкви. Настоящим монахом он не сделался никогда. Но и то, что сделал с собою этот природный язычник, этот турок, этот человек Возрождения Квинквиченто, этот русский барин-самодур, представляет настоящее чудо перерождения» (Бердяев, 104-105).
В начале 1890 года у него в гостях в Оптиной Пустыни был Л.Н. Толстой, который провел у него два с половиной часа, ушедших на споры о вере.
Период жизни в Оптиной Пустыни был одним из самых плодотворных в писательской деятельности Константина Николаевича. В этот период им написаны интересный критический этюд о Л. Толстом, "Анализ, стиль и веяния", "Записки отшельника", "Тургенев в Москве". Старец Амвросий благословил его на продолжение литературной деятельности. Все почти им написанное благословлено старцем. Это единственное в своем роде явление в истории русской литературы. Старцы одобряли внутренний духовный путь К. Леонтьева, считали его истинно православным. Бурная, полная страстных противоречий натура К. Н. утихает, он начинает обретать покой, он все более и более уходит из мира.
23 августа 1891 года в Предтечевом скиту Оптиной пустыни в келье старца Варсонофия Константин Николаевич Леонтьев принял тайный постриг с именем Климент.
«Скит построен в самом лесу, очень близко, впрочем, от монастыря, всего минутах в десяти ходьбы. К нему идет убитая щебнем дорожка случайно или по верному художественному чувству распорядителей идет не совсем прямо, а чуть заметно уклоняясь в сторону; от этого скит долго не виден, но потом вдруг из чащи предстают вам скитские ворота. Они имеют вид как бы небоьшого храма, розового цвета, с одною белою главой наверху. Самый выбор этих цветов чрезвычайно удачен. Это так тепло и красиво, и летом в густой зелени леса, и зимой в снегу, из которого поднимаются суровые ели и сосны с их огромными, снизу грубо-чешуйчатыми, а наверху нежно-планшевыми мачтовыми стволами…
По обеим сторонам дверей, под этими воротами, на стене изображены почти все главные подвижники и учители монашества: Антоний Великий, Нил Сорский, Исаак Сирин и другие. Все с развернутыми свитками, ни которых славянские надписи, изречения их. Если кто-нибудь захочет тут остановиться и внимательно подумать, при чтении этих свитков, он найдет уже в них всю основную, так сказать, азбуку монашеской жизни. Внутри, со стороны скита, на этих розовых, как бы мирно-рабостных и приветливых воротах изображена икона Знамения Божией Матери. Под иконой есть подпись: «Все упование мое на Тебя возлагаю, Матерь Божия! Сохрани меня под кровом Твоим»… Кто войдя в ворота скита обернется, тот непременн прочтет эту подпись, и она на многих действует с особенной силой» (Леонтьев К.Н. Полное собрание сочинений и писем в 12 т. Т. 6., кн. 1. С.257).
После пострижения Константин Николаевич, с благословения старца Амвросия, навсегда покидает Оптину Пустынь и поселяется в Троице-Сергиевской лавре.